Деревня за гранью нервного срыва

Триста двадцать шесть лет назад, 10 июня 1692 года, в Бостоне, штат Массачусетс, повесили первую обвиняемую по делу о так называемых салемских ведьмах. Этот эпизод американской истории, жертвами которого стали двадцать пять человек, чья невиновность впоследствии была установлена, послужил настолько болезненным уроком для жителей Новой Англии, что о нем там помнят до сих пор. Вопрос о том, что это было — случай массового помешательства или закономерное следствие провала правосудия, временно устранившегося от разбора конфликтов между соседями, волнует ученых до сих пор. О подробностях этого дела и уроках, которые с тех пор извлекли (или не извлекли) бостонцы, рассказывает историк Юлия Штутина.

10 июня 1692 года в деревне Салем (провинция Массачусетского залива, будущий штат Массачусетс) повесили первую жертву охоты на ведьм. За 14 месяцев — с января 1692 года по май 1693-го — обвинения в колдовстве были предъявлены 172 мужчинам и женщинам из всех слоев общества. За время салемского процесса умерло 25 человек: 19 повесили, пятеро скончались в тюрьме от болезней, а 81-летнего старика раздавили заживо в соответствии со старинной английской пыточной процедурой «peine forte et dure», полагавшейся за отказ давать показания. Никто из казненных или умерших в тюрьме так и не признал себя виновным. Тем удивительнее, что из 55 человек, признавших себя ведьмами и колдунами, казнен не был никто, и все они, в конце концов, оказались на свободе.


В английских колониях в Северной Америке охотились на ведьм и до Салема: считается, что к 1692 году по крайней мере 14 человек в одной только Новой Англии были казнены по обвинению в колдовстве. Последний масштабный процесс произошел в 1662 году в Хартфорде, Коннектикут: перед судом предстали 13 «ведьм», четырех из них повесили. Кстати, по европейским меркам, новоанглийские преследования были заурядны: например, в Вюрцбурге и Бамберге по обвинению в колдовстве в 1626-1631 годах казнили около двух тысяч человек.

Салемские события произвели огромное впечатление на современников: на глазах у колонистов обвинения в колдовстве расползлись по всему Массачусетсу, причем обвинения предъявлялись всем подряд — от нищих старух до столпов общества. Обвинителями оказались тоже все подряд: началось все с детей, затем к ним присоединились взрослые; против ведьм свидетельствовали зажиточные фермеры и рабы, слуги и свободные ремесленники. Среди обвинителей были не только пуритане, представители самого массового религиозного направления в Массачусетсе, но и маргинализованные квакеры, вечно гонимые теми же пуританами. Все это было похоже на «войну всех против всех», о которой так убедительно писал за полвека до Салема Томас Гоббс в трактатах «О гражданине» и «Левиафан».

Вопрос о том, что произошло в Салеме и почему память об этом событии оказалась такой прочной, стал предметом бесчисленных исследований историков, социологов и врачей разных специальностей — от психиатров до эпидемиологов. Салем прочно закрепился в американской литературе и драматургии: чего стоят хотя бы «Дом о семи фронтонах» Готорна или «Суровое испытание» Артура Миллера. О рассказах Лавкрафта, происходящих в вымышленном Аркхеме, с любовью списанном с Салема, тоже трудно забыть.

В конце XVII века в Массачусетсе было два Салема: городок Salem town на берегу залива и деревня Salem village в 16 километрах к северу. За несколько десятилетий Salem town превратился из скромного поселка в богатый портовый город, а некогда зажиточная деревня, наоборот, обеднела. Современный Салем — это Salem town, а деревню переименовали еще в XVIII веке в Данверс (Danvers).

В то же время в середине XX века один из крупнейших специалистов по пуританизму Перри Миллер писал о салемском процессе как о незначительном событии: и действительно, суд над ведьмами ничего не изменил в религиозной доктрине и никак не повлиял на политическую структуру колонии. Если же посмотреть на салемские события не с точки зрения большой истории, истории доктрин и институтов, а с точки зрения малой, локальной истории, то процесс 1692-1693 годов оказался очень важен для формирования гражданского общества и системы сдержек и противовесов в политическом устройстве Массачусетса. После салемского процесса колонисты стали гораздо требовательнее по отношению к судам, местной законодательной власти и назначенным короной губернаторам, требуя гласности и отчетности. До Декларации независимости оставалось меньше ста лет.

***

Салемские события начались в январе 1692 года, когда две юные жительницы деревни Салем — девочки 9 и 11 лет — стали демонстрировать странные симптомы: их мучили судороги, их щипали и пинали невидимые руки, они издавали крики и рычали, бросались предметами. Словом, благовоспитанные дети из хороших семей так себя не ведут, а это были именно такие дети: девятилетняя Бетти была дочерью салемского проповедника Сэмюэла Пэрриса, а одиннадцатилетняя Абигайль приходилась Пэррису племянницей. Встревоженные родители Бетти пригласили священника из соседней деревни понаблюдать за странным поведением девочек, и он пришел к выводу, что те чем-то серьезно больны.


В феврале Пэррис пришел к выводу, что дети «околдованы». Выяснилось это так: Титуба, рабыня Пэрриса, по наущению соседки испекла ржаной пирог, замешав тесто на моче Бетти и Абигайль. Пирог, как полагалось по правилам белой магии, скормили домашней собаке, после чего дети немедленно указали на Титубу как на источник своих недугов. В тот же день, что был испечен злополучный пирог, еще две молодые женщины из деревни заявили о том, что их терзают духи. Одна из новых жертв колдовства, Энн Патнэм, дружила с Бетти и Абигайль, а отец Энн был частым гостем старших Пэррисов. Четвертая девушка, Элизабет Хаббард, пожаловавшаяся на чары, служила в доме дяди и тети Энн Патнэм. Но Энн и Элизабет обвинили в своих мучениях не Титубу, а неприятную соседку по имени Сара Гуд, бедную и сердитую старуху. Чуть позже Элизабет заявила, что ее мучает дух Сары Осберн, еще одной старухи, прикованной к постели, но раньше известной всей деревне как своим злоязычием, так и замужеством за бывшим слугой — непозволительной социальной вольностью.

Уже 1 марта констебли из города Салем арестовали Титубу и двух Сар — Гуд и Осберн, и в присутствии всей деревни начались допросы трех женщин. Руководил допросами судья Джон Готорн (John Hathorne), состоятельный салемец безупречного происхождения, наследник самых первых поселенцев Массачусетса (и одновременно прапрадед знаменитого писателя Натаниэля Готорна). У судьи Готорна не было юридического образования, а у суда не было задачи выслушивать две стороны: суду вменялось доказать вину обвиняемых. Звездой допросов оказалась Титуба. Она рассказала, что Гуд и Осберн заставили ее, рабыню, мучить девочек и теперь ее саму терзают духи. Но главное, что услышали жители деревни от Титубы, было сообщение о дьявольской книге, в которой кровью расписались не только три упомянутые выше женщины из Салема, но и еще шесть человек. Все девять ведьм встречались возле дома хозяина Титубы — Сэмюэля Пэрриса.

Рассказ Титубы был очень убедителен и включал в себя все важнейшие признаки заговора ведьм. Правда, изложенное рабыней практически слово в слово повторяло один популярный трактат о ведьмах 1608 года («A Discourse of the Damned Art of Witchcraft»), и хозяин Титубы, проповедник Пэррис, этот трактат не просто читал, а принес экземпляр с собой на допрос. С учетом того, что формально ничто не мешало хозяину инструктировать рабыню, близость показаний Титубы и текста трактата не должна удивлять.

Записи допросов, которые вел Готорн, сохранились, это примечательное чтение. Вот, к примеру, реплики из допроса Бриджет Бишоп, той самой «ведьмы», которую повесили первой:

Бишоп: Я не ведьма, я не знаю даже, что такое ведьма. Готорн: А откуда вы знаете, что вы — не ведьма? Бишоп: Не понимаю, что вы говорите такое. Готорн: Как же вы можете утверждать, что вы — не ведьма, и в то же время не знать, что такое ведьма?

По окончании допросов всех трех женщин — Сару Гуд, Сару Осберн и Титубу — отправили в тюрьму. Пока ничего экстраординарного (для Новой Англии XVII века) в Салеме не произошло: в колдовстве обвинили обычных подозреваемых — двух вредных старух и рабыню небелой расы (Титуба была, по-видимому, индеанкой из Флориды или с одного из островов Карибского моря). В большинстве случаев эта история завершилась бы тихо через пару месяцев: женщин оштрафовали бы и отпустили по домам. В худшем случае показательно бы казнили кого-нибудь. Но не тут-то было.

Энн Патнэм внезапно обнаружила, что теперь ее терзают духи Дороти Гуд, маленькой дочки Сары Гуд, и Марты Кори, жительницы деревни. Тут же выяснилось, что дух Марты мучает еще одну молодую девицу — Мэри Уоррен, служанку в зажиточном доме Проктеров. Но и это было не все: Энн Патнэм неожиданно для всех объявила, что ведьмой является и уважаемая всеми в деревне Ребекка Нерс, семидесятилетняя глуховатая старуха, матриарх большого семейства, раскиданного по всему Массачуссетсу. Таким образом, за каких-то две недели после рассказа Титубы о девяти ведьмах удалось идентифицировать шесть из них.


С середины марта 1692 года началось то, что сейчас бы мы назвали «массовым психозом»: от ведьм страдали уже не только девочки-подростки, но и взрослые люди, включая мужчин. Например, квакерша средних лет по имени Батшеба Поуп заявила, что от наведенных на нее Мартой Кори чар она временно ослепла. К 21 марта в тюрьму отправились четырехлетняя Дороти Гуд, Ребекка Нерс и Марта Кори. Далеко не вся деревня была убеждена в заговоре ведьм против добропорядочных жителей: например, кое-кто обратил внимание, что припадки, которыми внезапно стала страдать Мэри Уоррен, прекратились, как только ее хозяин Джон Проктер пригрозил хорошенько отлупить служанку. Правда, бедной девице это не очень помогло: уже в апреле ее саму обвинили в колдовстве.

Вместе с Уоррен в апреле в тюрьму угодили еще трое: старик Джайлс Кори, отказавшийся свидетельствовать против своей жены Марты, и две женщины — салемская жительница Бриджет Бишоп, которую однажды уже обвиняли в колдовстве, но в тот раз отпустили, и 14-летняя Абигайль Хоббс. Показания юной Хоббс сыграли важнейшую роль в процессе: она рассказала, что ее околдовали не в Салеме, а где-то в районе городка Фалмут в пограничном районе Каско-бэй (нынешний штат Мэн). Очень скоро Энн Патнэм, все та же 12-летняя девица, усилиями которой в тюрьме уже сидели четыре человека, заявила, что теперь ее мучает дух некоего Джорджа Берроуза, покинувшего Салем проповедника, который к весне 1692 года осел в Фалмуте. 4 мая арестовали Берроуза, а заодно и еще четырех женщин из Каско-бэй. А 10 мая в тюрьме умерла первая обвиненная в колдовстве — Сара Осберн.

***

14 мая в Массачусетс из Англии прибыл новый губернатор — Уильям Фипс. Фипс родился в Мэне и вырос в Бостоне, так что он неплохо представлял себе местные реалии. Однако размах кризиса — к концу мая в колдовстве было обвинено уже сорок человек, и конца этому не было видно, — застал его врасплох. Кроме того, именно в 1692 году Массачусетс с юридической точки зрения оказался в странном положении: старая колониальная хартия, то есть уложение законов, перестала действовать, а новая еще не начала. Собственно, новую сам Фипс и привез из Англии, но она не могла вступить в действие до 8 июня. Губернатор счел, что действовать надо как можно быстрее, и созвал специальное досрочное заседание суда уже 27 мая.

В отчете, отправленном в Англию, не говорится, что судьям предстояло разбираться с заговором ведьм: вероятно, Фипс хотел скрыть размах происходящего от советников короля. А скрывать было что: эпидемия обвинений только нарастала, теперь ведьм искали уже по всему Массачусетсу, включая Бостон. В числе обвиненных появились столпы общества, например капитан Джон Олден, сын одного из пассажиров «Мэйфлауэра», первого корабля с пилигримами, причалившего к массачусетскому берегу в 1620 году. Олдена, правда, предупредили о готовящемся аресте, и он бежал из Бостона. Как бы то ни было, число обвиненных перевалило за сотню, а обвинителей уже и сосчитать не могли. Действительно, Фипсу надо было действовать, и действовать быстро.

Судьями губернатор назначил девять человек, все они были выходцами из элиты массачусетского общества: купцы, военные, советники. Сторону обвинения, то есть корону и колонию, на процессе представлял опытный бостонский юрист Томас Ньютон, но в его задачу по тогдашним правилам входил только контроль за формальной стороной процесса. Всю остальную работу делали судьи. Обвиненным защитник не полагался: в Массачусетсе до 1705 года нельзя было практиковать право и получать за это деньги.


Первое заседание суда состоялось 2 июня 1692 года. Прокурор Ньютон постановил рассмотреть прежде всего дело Бриджит Бишоп — пусть ее арестовали далеко не первой, зато ее дело было самым очевидным. Ее однажды уже обвиняли в ведовстве, но отпустили за недостатком улик. В этот раз Бишоп не повезло: соседи ей припомнили все, включая шумные ссоры с покойным мужем. Приглашенный врач осмотрел старуху и обнаружил у нее «ведьмин сосок», который, правда, через пару часов почему-то бесследно пропал, но первое слово оказалось дороже второго. Последней каплей стали показания двух плотников, которые за восемь лет до этих событий ремонтировали дом старой Бишоп и нашли в простенке несколько куколок с воткнутыми в них иголками. Такую разновидность черной магии в Англии и колониях знали хорошо, и у старухи не осталось ни единого шанса пережить этот суд. Уже 10 июня ее повесили.

«Ведьмин дом» в Салеме построен не позднее 1642 года. Здесь жил судья Корвин, отправивший на эшафот 19 ведьм.

wikimedia commons

COM_SPPAGEBUILDER_NO_ITEMS_FOUND